Старик, несколько охмелевший от прыти девушки, изо всех сил старался быстрее передвигать ноги, но при этом кряхтел, сопел и тяжело дышал.
Тогда уже парни, встав по обе стороны и оттеснив Либеру, взяли его под руки, чуть приподняли и таким образом намного быстрее влетели с ним на третий этаж.
Все четверо втолкались в комнату Либеры. Старик остался у дверей, мужчины отошли подальше, к окну. Девушку Гойл попросил стать в центре, а сам взял стул и уселся напротив нее.
Персиваль Гойл положил костлявые руки на колени и закрыл глаза, задрав голову.
Это продолжалось долго.
Он сидел и молчал, ничего не говоря.
Габриель взглядом показал на старика и состроил вопросительную гримасу, но Кристоф только пожал плечами. Никто не понимал, что происходит.
- Может, он спит? – еле слышно спросил Литорис.
Кристоф сделал страшные глаза и интенсивно покрутил у виска пальцем.
Вдруг старик застонал. Жалобно, протяжно. Веки его задергались, руки поднялись в воздух по направлению к Либере и затряслись пуще прежнего. Он стонал и стонал, и слушать это было невозможно.
Кристоф дернулся подойти к нему, но друг преградил ему путь. В ответ на вопросительный взгляд Дегэйра Литорис указал на еле видную зеленовато-голубую нить, что тянулась от девушки к старику. Ментальная магия искала следы и, судя по стонам старика, нашла.
Тянулись долгие, вязкие минуты, старик стонал, нить вилась, иногда сплетаясь в узлы и тут же расплетаясь. Наконец, нить распалась на мелкие звенья и потом растворилась в воздухе. Старик открыл глаза. Белки его глаз были красными от напряжения, лицо не выражало ничего.
- Мальчики, выйдите за дверь, прошу вас.
Кристоф предпочел бы остаться, о чем ему очень хотелось заявить прямо и открыто, но они оба слишком уважали старика, чтобы спорить с ним, тем более в вопросах, в которых они несведущи сами.
Мужчины молча удалились, прикрыв за собой дверь. Но далеко они не ушли, с той стороны к двери прижалось два уха, а два укоризненных взгляда встретились в полумраке коридора и сверлили друг друга все оставшееся время.
Но никто в комнате об этом не знал.
Старик вздохнул.
- Разденься, пожалуйста, - проговорил он тихо.

Гойл опустил глаза.
- Ты должна раздеться полностью, предстать передо мной абсолютно нагой. Но, поверь мне, это не для удовлетворения моих плотских фантазий, я слишком стар для этого. Любовь – физическая и духовная – привилегия молодых. Удел стариков – воспоминания о былой любви. Поэтому, если я вспомню свою покойную жену, глядя на твое обнаженное тело, не таи обиды на меня.
Старик попытался улыбнуться, но, видя, что Либера все еще в недоумении, решил пояснить.
- Твоя одежда раньше принадлежала кому-то другому. Многим, многим людям! Я видел их судьбы, и их было правда много. Не представляю, как такое может быть. Но за этими судьбами я не вижу твоей. Поэтому надо убрать все лишнее, чтобы осталась ты сама. И тогда я смогу прочесть тебя. Прошу, не смущайся моего взгляда. Я желаю тебе добра.

Гойл не сдержал улыбки, глядя на молодую стройную Либеру.
«Да, Матильда, ты была такой же… Когда мы оба были молодыми, я с трепетом касался твоей груди, водил пальцами по твоей гладкой коже, и ты дарила мне наслаждение, какое не способна была подарить ни одна куртизанка… А сейчас посмотри на меня, старика, я вижу обнаженную девушку и думаю о своей жене – разве должно так поступать мужчине? Я безнадежно стар.. И мне давно пора бы отправиться к тебе, моя любовь. Но ничего, уже недолго, потерпи…»
Старик вновь закрыл глаза и вновь он долго, мучительно долго сидел, не издавая ни звука. И волшебная нить протянулась от него к Либере, едва касаясь ее позвоночника. И вновь старик застонал, вновь неясно замычал и затрясся, вновь задергались его дряблые веки.
Но вдруг звук поменялся. Стоны превратились в крик, в вопль ужаса и боли.
Старик схватился за глаза, но почувствовал что-то вязкое, горячее. Он наклонился и стал яростно тереть глаза, по-прежнему крича, потому что они болели так, как никогда и ничто не болело у старика.
Он тер свои глаза, пытался разлепить веки, но не мог – тьма была перед его взором. Тогда он тер еще и еще, совершенно обезумев от боли и страха, все сильнее и сильнее, пока не понял, что в руках у него остаются какие-то сгустки.
- Помогите! – закричал он. – Помогите мне!!!
Перед ним на полу растеклась небольшая лужица крови, в которой лежали какие-то белесые кусочки. Такие же частично налипли на руки старика.
Из пустой глазницы медленно вытекал зрачок.

Кристоф уже готов был выбить дверь, как она распахнулась, и на пороге показалась взъерошенная Либера, обернутая собственным плащом.
- Кристоф, Габриель, помогите! Там... Там ужасно!
- Что? – переспросил Габриель в то время, как тенебра, оттолкнув обоих, ворвался в комнату.
- Гойл!
Он схватил старика за плечи, сел перед ним на корточки и с ужасом смотрел на кровоточащие глаза.
- Боги, Гойл, что произошло?!
- Мои глаза! – навзрыд рыдал старик.
Кристоф поднялся, поняв, что сам себе Гойл не в состоянии помочь, и объяснить что-то – также. Он потратил одну секунду на размышления, и принял множество разных решений.
- Габриель, отведем его к Дорлу, он ближе всего, давай, взяли!
Они подняли его за руки, как и немногим раньше, когда помогали подняться. Бережно они вывели его из комнаты, и уже на пороге Кристоф крикнул через плечо:
- Лира, ты за нами – облегчаешь боль! Постоянно, не жалея сил, потом отдохнешь!
Старик уже не мог связно говорить, он то выл, то стонал. Кровь заливалась в рот и за шиворот, а лицо его, меж тем, становилось все бледнее. Друзья торопились, как могли.
Они пересекли зал, не обращая внимания на удивленные взгляды посетителей, вышли на улицу и так же невозмутимо пошли в сторону от постоялого двора. Они шли вдоль темных угловатых строений, а тенебры расступались перед ними, тараща глаза и тыча пальцами.
Кристоф злился. Он стиснул зубы и рычал, он хмурил брови и сжимал кулаки. Он торопился и подгонял Габриеля. Он клялся убить его, если тот не станет шевелиться быстрее. Он видел, как Гойл слабеет, как кровь все течет и течет, оставляя за ними зловещую дорожку, и злился еще больше.
Наконец, они подошли к одноэтажному покосившемуся домику, спрятанному в тенистом дворике за пышными деревьями чуть отставленному от дороги. Кристоф, не останавливаясь, вместе с Габриелем и Гойлом, подошел к окну и, мало заботясь о крепости стекла, стал тарабанить в него.
- Дорл, открывай! – кричал он. – Ты нам нужен, быстро!
Из дома послышались какие-то шорохи.
- Дорл, мать твою! - рычал Кристоф в полный голос. – Я слышу, что ты там! Бегом! Еще быстрее!
Дверь домика с грохотом распахнулась, и на улицу вылетел молодой черноволосый мужчина, чуть моложе Габриеля, в одной рубахе по колено и каких-то невзрачных лаптях.
- Красив, - протянул Габриель, не сдержав улыбки.
- Да чтоб вас, что было под руками, то и натянул! – огрызнулся мужчина.
- Языки повырываю! – рявкнул Кристоф, сатанея окончательно. – Вот!
Он показал на Гойла, и Дорл сразу сосредоточился.
Дорл был толковым мужиком, так всегда говорил Габриель. Он был целителем редкого таланта, к тому же немного владел магией крови, а подобные комбинации были весьма и весьма редки в Либеруме. Но Дорл не собирался лицемерно наводить порчу на людей, чтобы потом их лечить и заколачивать деньги, как мог бы сделать кто-то другой, менее принципиальный. Он использовал темную магию крови для того, чтобы усилить лечащие эффекты. И это позволяло добиться намного более впечатляющих результатов.
- Заведите его в дом и уйдите все, - велел целитель.
Мужчины втащили Гойла в дом, тот уже молчал, не стонал и не дергался. Он потерял сознание.
Когда они вышли на крыльцо, дверь за ними закрылась и, судя по звукам, заперлась. После этого позахлопывались все ставни на окнах. Воцарилась тишина.
Оставалось только ждать.
- Что там произошло? – наконец спросил Кристоф у Либеры. – И… почему ты была без одежды?!

Кристоф задумался, но ничего не ответил. Точного ответа у него не было, а строить догадки можно сколько угодно, и ни одна из них не будет верна. Зато Габриель решил немного приободрить Либеру:
- Дорл его вылечит, тогда и спросим, что он видел, - губы мага тронула слабая улыбка. – Не переживай.
Тенебра метнул на друга сомнительный взгляд, но вновь промолчал, не желая разводить панику раньше времени.
Время шло мучительно долго, мужчины молчали, каждый замкнулся в себе, тревожась за старого магистра.
Но вот, спустя три часа дверь домика отворилась, на пороге показался бледный, изможденный, взъерошенный Дорл. Он еле волок ноги, с трудом вышел на крыльцо и тяжело опустился на ступеньки, тут же уронив голову на руки.
- Дорл, что?! – севшим голосом спросил Кристоф. Глаза его были полны ужаса.
- Жив старик, - выдохнул целитель. Слова выходили из него с трудом, будто он каждое выталкивал. – Спит. Ступайте, я тоже хочу спать. Смертельно хочу спать…
- Но…
- Когда мы проснемся – придем. Где вас искать?
- На постоялом дворе… - Кристоф испугался этой слабости мага, неужели было так все плохо, что на излечение понадобилось столько сил? – Дорл… Спасибо…
- Идите. Все потом.
Маг медленно поднялся, вошел в дом и запер за собой дверь.
Друзьям не оставалось ничего иного, как вернуться обратно.
Шли они медленно, молча, по-прежнему не особо глядя по сторонам. А когда добрели до постоялого двора, так же молча уселись за стол в зале, не сочтя необходимым даже подозвать хозяина и заказать что-нибудь.
- По крайней мере, он жив, - подал голос Габриель, неисправимый оптимист.

Когда в комнату Либеры раздался деликатный стук, за окном была уже ночь.
- Лира, это Кристоф, - негромко позвал тенебра из-за двери. – Они пришли, ты спустишься? Лира?
Не дождавшись ответа, он ушел.
Ночь стояла необычайно тихая.

Гойл поджал губы, промолчал. Молчали и остальные. В гробовой тишине было слышно, как шуршит тряпка хозяина по шероховатой поверхности столов.
- Вы не виноваты, моя дорогая, - наконец произнес старик. – Мне жаль моих глаз, но, видят боги, вы ни в чем не виноваты.
Дорл оживился, это были первые слова, которые он услышал от старика. Кристоф с Габриелем тоже внимательно слушали. Им было интересно, что произошло в комнате, пока их не было.
- Но самое досадное, что все это зря… У меня нет ответа на ваши вопросы.
- Что ты хочешь сказать? – спросил Габриель. – Ты же видел ее судьбу, ты должен знать ее прошлое.
- Я не знаю, что я видел… - Гойл прокашлялся, коснулся черной повязки, которой теперь были прикрыты пустые глазницы. – Отсутствие одежды не помогло, я видел сотни судеб, будто все они были вашей, девушка. Но я ждал, я думал, что из них выделится одна, подлинная… Но этого не произошло… Эти жизни… Сотни миллионов, от начала времен! Я видел каждое рождение и каждую смерть, каждый бой и каждую рану, каждую каплю крови, слышал каждый крик, чувствовал всю их боль!
Старик опустил голову, обхватил лицо руками, затрясся.
- Я не знаю, что это может значить… - шептал он. – Я не знаю, кто вы такая… Но такого я раньше ни разу не видел…
Кристоф вперил взгляд в пустую столешницу. Сотни миллионов судеб, от начала времен? Что это может означать?

Гойл сжал зубы, опустил голову, он не в силах был отвечать. Видя это, за него решил ответить Дорл.
- Во время таких сеансов всегда страдают глаза, - тихо сказал он. – Именно  глаза получают первый удар, ведь они видят все, абсолютно все, без всяких исключений. Что будет, если увидеть судьбу каждого человека, с момента зарождения жизни в Либеруме?
- Полагаю, теперь мы знаем ответ, - мрачно резюмировал Кристоф.
- Я бы хотел отдохнуть, - скрипящий голос старика вновь коснулся ушей присутствующих. – Дорл, пойдем к тебе? У тебя там тихо и спокойно. Я так устал…
Целитель кивнул. Они попрощались со всеми и неспешно удалились.

- Есть один феникс, - улыбнулся Габриель. – Видели его у людей, рядом с горами Нумгерата.
- Но, если хочешь, - перебил друга Кристоф. – Мы можем остаться, попробовать найти другого мага, может быть, нескольких, чтобы они объединили силы… и тогда… может быть…
Он не знал, что дальше говорить. Ему хотелось помочь Либере, но он не знал, как это сделать. Он больше склонялся к тому, что надо хорошенько обдумать эти судьбы, что видел старик. Но он также видел, что Либера подавлена, и тенебре это не нравилось.
- Что скажешь, Лира?
Странное дело, я вдруг стал называть ее уменьшительно-ласкательным именем. С чего бы?

Кристоф смотрел на Либеру и пытался понять, каково это – не иметь представления о собственном прошлом. Он и сам был не прочь забыть некоторые моменты своей биографии, но, в конце концов, все события, хорошие и плохие, делали его самим собой. А исходя из чего сейчас сложилась личность Либеры? Все привыкли опираться на собственный опыт, вспоминая поступки и последствия, и таким образом избавлялись от необходимости повторять одни и те же ошибки. Но каково ей? Даже если она помнит выводы, которые были сделаны, то у нее нет опоры, она не может знать наверняка, что интуиция ее не обманывает.
А сейчас она отказывается от последней надежды что-либо выяснить.
- Да, мы отправимся в Нумгерат…
Видя состояние Либеры, Кристоф не мог остаться равнодушным, не мог остаться не у дел.
- Послушай, - сказал он. – Я дам всю необходимую информацию своим людям, и они будут неустанно работать до тех пор, пока не найдут решение. Ты можешь путешествовать с нами, или мы можем расстаться, независимо от этого, когда решение будет найдено – со мной свяжутся, где бы я ни был. А я, в свою очередь, найду тебя. Но я не знаю, сколько времени это может занять, увы…